Какие мы индейцы, если мы за Россию воевали?

У нас нету такого, чтобы мальчик влюбился в девочку. Ну может редко бывает такое, что он говорит: «Я не могу без нее». Нет, все-равно у нас нет такого. Это стыдно. Все родители решают. Вот женили в 15 лет – так и живут. Ну, если есть такое, что девочка агрессивная, тогда вопрос решается. Бывает мальчик говорит: «я не буду с ней жить, не хочу! Она такая злая, противная. Со всеми хорошая, а со мной она злая!». Ну если нет, то нет – насильно же человека не заставишь, правильно? Тогда мы делаем расчет с ее родителями, вызывается ихний барон и наш. Объясняем, что не хотят дети жить вместе, дерутся, ругаются. Все, расходится этот брак! А после развода мы снова идем в других таборах искать невесту. А ту девочку другие цыгане сосватали. Вот у нас сноха моя Иринка живет уже 10 лет. Мы поехали за ней свататься в Ульяновск, там наши родственники. Ее мать – моя двоюродная сестра. Девочка нам понравилась, сейчас живет с нами, стирает, готовит, моет. Все счастливы. А у меня 15 внучат и трое правнучат! Младшую правнучку Ганга зовут.

У нас барон смотрит за порядком, чтобы в таборе было тихо, спокойно, чтобы ребята работали, чтобы пьянства и драк не было. Барона выбирают всем табором. Вот у нас были старые бароны, которые уже не могут командовать. И тут появляется шустрый и грамотный человек в таборе. Допустим, приходит к нам милиция, а он решает вопросы, заступается за нас. И мы говорим: вот он умный, хороший, пусть он будет бароном. А он сам себя не выбирает. Собирается на улице весь табор, и мы проводим собрание. Одни говорят: мы хотим этого человека посадить бароном. А те в ответ: «А почему его? Давай того или этого?». Предлагаются кандидатуры, примерно человека три-четыре, и проводятся выборы. За кого большинство проголосуют, тот и становится бароном, а остальные кандидаты становятся его заместителями. Если есть какая-то проблема в таборе, он идет и с ними советуется. У нас нет такого, что человек говорит: «Я хочу быть бароном и стану им!», все честно происходит.

Наши деды тоже воевали. И наш дедушка тоже ушел на фронт. И попал он в какую-то деревню, а там был волк или собака. И он рассказал своим однополчанам, что его волк укусил. И над ним стали подшучивать, да так волком и прозвали. А его прозвище на детей перешло, потом на внуков. Поэтому мы теперь род волка или рувони по-нашему. Многие говорят, мол, цыгане не хорошие! А почему нехорошие? Если была война, и мой дед воевал в Отечественную, служил четыре года и ушел на фронт добровольно! Он на заводе работал, оружие делал, и сказал «Хочу воевать за землю свою!». У него орден был, к нему друзья-ветераны приезжали, выпивали, но про войну не любили говорить, плохо им было. У нас даже цыганка-партизанка была, все дороги знала. А нам говорят: «вы индейцы!». А какие мы индейцы, если мы за Россию воевали? Когда дома наши сносили, приезжали омоновцы и кричали нам: «вы не россияны!». А почему мы не россияны? Я сама родилась в Красноярском крае, а все мои дети в Перми. Мы даже никогда в Молдове не были, а сейчас это уже заграница. Я всю жизнь жила в России. А нас индейцами называют. Не знаю почему, может, потому что у нас платья яркие. Так обидно! А за что тогда наши деды воевали? Русские ребята выпили и 9 мая пришли драться. Пришли 300 человек и напали на табор. А нас всего 30 семей – с женщинами, с детьми. Ну что бы тут получилось? Каша. А они все накаченные, с битами, бросали бутылки с зажигательной смесью. Говорили: «цыгане, убирайтесь к себе в Индию». Нас тогда полиция спасла. Думаете, только одни вы, русские, в этой войне победили? И татары, и узбеки тоже воевали.

Мы стараемся детей отправлять в школу. Безграмотным стало очень трудно жить. Сейчас гадания на улице нет. Мы раньше гадали, а сейчас дома сидим с детями, стираем, готовим, моем – женские дела. Ребята наши работают целыми днями, а дети в школу ходят. Сейчас трудно без компьютера, без интернета, всему этому учить надо. Мой внук закончил семь классов, грамотный, в компьютере понимает. Женился, двойняшки у него родились. Я тоже в школу ходила, закончила четыре класса, а брат мой – он 10 классов закончил, сейчас он барон соседнего табора – он грамотный человек.

Мы хотели покупать участки, но они очень дорогие. Ту землю, на которой сейчас живем, хотели купить, но нам сказали, что здесь что-то будут строить. Но лет через 15-20. Ну лет 15-20 дай нам пожить!

В прошлом году у меня был поросенок и 22 гуся. И гуси такие злые попались и всех детей покусали. Дети орут! Больше гусей не заводили. А поросят мы держим. Я хотела еще курочек купить, но боюсь – вдруг нас все-таки с этой земли выгонят? Куда я потом с этими курочками...

Раньше мы любили петь за столом. Лично я петь люблю. А сейчас включаем магнитофон – и никто не поет. Только слушаем и танцуем. И не играет никто. Не такие ребята стали. А вот брат мой – барон соседнего табора – играет на аккордеоне, наш барон – на гитаре. Но они уже старые – им по 60 лет. А парни молодые уже не научатся. Как только 15 лет исполняется – идут работать. Приходят с работы – усталые. Мы только спросим: «Будешь кушать?», а он спит уже. Утром встал, в душ сходил, перекурсил – и снова на работу. В воскресенье отдыхают, на шашлыки ходят, но стараются далеко от домов не уходить – сейчас ребята русские злые стали. Те, кто в нашем поселке живут, – с теми мы дружим, они к нам в гости приходят. А в соседнем поселке злые какие-то живут. Там два дома построили для беспризорников, мы боимся их. Раньше туда в магазин ходили, а сейчас они там пьяные, дерутся, на нас так страшно смотрят. Больше не ходим туда.

Мы – молдавские цыгане, котляры, с русскими цыганами у нас языки разные. И понятия разные. Мы с ними почти не общаемся, но, если вдруг встречаемся, говорим только по-русски. Я встречу русскую цыганку и никода ей не скажу «чайе бахтале», я скажу «здравствуйте». Они и ходят уже по-другому. У них платья черные, длинные, косынки не носят.

Наши деды кочевали: по Молдавии, Украине, России. Брали невесток из таборов, но девочки нехорошие попадались, из-за них ругались, и отдалялись друг от друга. Кочующие цыгане – это нехорошие цыгане. В это время кочевать нельзя. В нынешнее время у тебя должен быть свой дом, своя земля, свой паспорт, свое место. Кочевать уже не интересно: везде трудно, везде плохо.

Та бабушка – она злая. У нее дом снесли. Она жила с внучкой. Пришла чиновница из администрации и сказала: «убирай свои юбки из дома!». Она пошла, забрала свои юбки, телевизор, диванчик, посуду, и трактор смял ее домик. Она кричала: «Кто мне теперь дом строить будет, мне 77 лет!», а потом взяла землю и прямо в лицо чиновницей бросила и начала ее проклинать. А на следующий день ту собака укусила, и она в больницу попала. А бабушка живет с племенником со своим. Нельзя же бабушку старую обижать!

Все наше курение – это вредная привычка. Девки молодые у нас все поголовно курят, никакой магии в этом нет. А вот раньше были у нас старые женшщины — лет 60-70 – у них были трубки. И, когда она шла гадать, она брала эту трубку, зажигала и начинала колдовать. И вместе с дымом из человека, которому гадают, выходили все беды и слезы.

В день свадьбы девушка надевает венок на голову, а на следующий день – платок и юбку. До свадьбы можно ходить в брюках и с непокрытой головой, после – нет. Нельзя, чтобы цыганка ударила юбкой мужчину. Он после этого считается поганый. Не надо к нему подходить. Долгое время с ним никто разговаривать не будет. Если цыганка подходит к нему и замахивается юбкой, он старается от нее отбежать. Платок – это тоже очень важно. Не может замужняя цыганка быть без платка перед чужим мужчиной. Перед мужем, братом, отцом – можно. А перед чужим нельзя. Если мужчина заходит, а я перед зеркалом волосы рассчесываю, я сразу накину платок.